В Краснодарском театре драмы прошла премьера спектакля «Васса Железнова»
«Васса Железнова» Максима Горького была поставлена в Краснодарском краевом театре драмы на заслуженную артистку России Веру Великанову. Можно сказать, актриса заполучила бенефисную роль, а театр пополнил свою афишу горьковской драматургией, что вполне логично, так как краевая драма до сих пор носит имя «буревестника революции».
Вакантное место
Главный режиссер Арсений Фогелев в последнее время много ставит, правда, когда режиссерская ситуация не твоя ни внутренне, ни внешне, то и спектакли чаще получаются пустозвоны. Отгремевшая премьера, к сожалению, не исключение.
27 лет назад театр уже ставил первый вариант «Вассы Железновой». Тогда постановка Владимира Чернядева-Рыбчевского называлась «Железновы», и делалась она на заслуженную артистку России Инну Станевич. Тот Горький был атмосферным, с интересным актерским ансамблем: заслуженным артистом РСФСР Александром Катковым, совсем молоденькой Марией Грачевой и уже ушедшим от нас Александром Катуновым. И, надо сказать, Вера Великанова (Анна) там блистала сверх меры, мне до сих пор помнится ее героиня, балансирующая на грани драмы и фарса, и ее неуемный, обжигающий темперамент.
Я хочу привести строки, когда-то посвященные той Великановой: «Появившись в Краснодарском театре драмы в замечательные времена — когда там служили такие корифеи, которым нынешние так называемые «светила» подмостков и в подметки не годятся, одна Идея Макаревич чего стоила, — Великанова тогда не только не затерялась в звездном составе, а заняла свое, особое место…» Казалось бы, ее участь, карма – быть любимицей навсегда, но обстановка в «драме» менялась, и не всегда в лучшую сторону, и положение актрисы и ее дар тоже претерпели определенные изменения. Сегодня Вера Григорьевна другая, как, впрочем, весь театр, и, к великой печали, место той Великановой, которой было свойственно какое-то актерское озорство, небывалая эмоциональность и сногсшибательная энергетика, как ни парадоксально, увы, вакантно.
Что касается роли Вассы, она просто не получилась, и это вполне объяснимо: в спектакле элементарно отсутствует режиссура. Осмелюсь предположить, координатором всего была вынуждена выступить сама «бенефициантка». В результате что мы видим? Образ без стержня, не проработан, актриса то говорит горьковским языком, то переходит на уличное «чё», то мы слышим интонации и видим пластику Ханумы. И периодически поправляет волосы, притом делая все машинально, даже в сценах, где меньше всего уместен этот жест кокетства. У женщины судьба рушится, катастрофа, а она словно с пудреницей перед зеркалом.
Понятно, что современная «Васса Железнова» подразумевала других героев, иное напряжение и характеры, но полное отсутствие ансамбля и, опять же, неумение работать с сюжетом превращают постановку в очередной КВН. Сама Великанова почему-то усердно играет комедию, скатываясь чуть ли не в водевиль.
И практически каждый актер существует в своем жанре. Лишь Алексей Сухоручко в роли Прохора, брата главы семейства, достоверен и убедителен. Его шутовство и фиглярство изящное, его безнравственность сладостная, цинизм пикантен. Этакий падший балагур. И артист свою роль провел удивительно легко и элегантно. Можно отметить и точные интонации Ивана Бессмолова, сыгравшего Семена, сына Вассы, – подкаблучника, мечтающего о наследстве и скорейшем разрыве с постылым домом, где каждый только и думает, как урвать себе кусок пожирнее.
Дом без молитв, или «Из жизни ископаемых»
Ненавистный дом изображен художником Константином Соловьевым в виде большого белого детского игрового зала с красивой люстрой, множеством стульчиков и лошадкой-качалкой. А по бокам мы видим тесные, темные комнатушки, где наследники плетут интриги. В тех «Железновых» стены были увешаны иконами – здесь же режиссер стер всякие временные признаки и пытался создать атмосферу страха, наушничанья, доносов, подслушивания. Молитвы обошли несчастный дом стороной.
Но если Соловьев хорошо умеет работать с пространством, то этого нельзя сказать о костюмах. Закрыв всех героев в черное, одежды, особенно платья дам, больше обнажают их недостатки, чем работают на образ. Васса в своем одеянии похожа на пингвина, особенно когда актриса сидит на белом шаре. В финале и вовсе звучит знаменитая «В лесу родилась елочка». Несмотря на то, что эта песенка стала в советское время практически детским гимном, написана она была еще до революции. Сей музыкальный пассаж прилетел словно «обухом по голове», так как наша генетическая память при данном пасторальном напеве рисует, воспроизводит скорее рождественские и елочно-хороводные картины. В общем-то замысел понятен, но даже при абсурде нужна логика. Семейная сага о любящей матери, о которой постановщик неустанно повествует в СМИ, не намечена даже пунктиром. Перед нами всего лишь патологически жадная, полная ненависти к окружающим, стареющая, лишенная всякого женского обаяния особа.
Фогелев-режиссер все время пытается своих героев засунуть в какое-нибудь «нестандартное» положение и непременно в «лилипутское», неудобное пространство, как, к примеру, в новой постановке «Преступление и наказание» Достоевского в «Одном театре». Сцена пустует, а актеры в позе прачки принуждены лазить в маленький неудобный шкаф. Кстати, если бы не топор, я бы так и не понял, что смотрю историю Раскольникова.
Покончив с Максимом Горьким, главреж обещает нам на главной драматической сцене Кубани вскоре показать пьесу американского драматурга Фредерика Строппеля «Из жизни ископаемых». В год Пушкина и в нынешней ситуации приобретение для театра, конечно, будет очень актуальное…
Хотя и из «Чайки» Антона Павловича Чехова театр (на планшете) умудрился сотворить цирковой аттракцион (режиссер Андрей Гончаров). Что только актеры не делают в спектакле: опять же, ходят буквой зю, сидят в нижнем белье в позе фавна, играют на всяческих инструментах, в ход идут руки-протезы, деревянные лошадки – много всего забавного. Нуждается ли великое чеховское слово в подобных приспособлениях и фарсовой карусели? Кстати, наложи на всю эту сценографическую шараду любой текст, и будет то же самое.
Однако все подается как необыкновенно новое и, более того, как переосмысление классики. Надо признать, за «Чайкой» стоит не бесталанный режиссер, только зачем, повторюсь, той же Аркадиной подбрасывать в сыновья «дитя гор» (на этом постановщик даже сделал акцент)? Треплев (Асир Шогенов) вдруг начинает разговаривать на родном, кажется, черкесском языке. Или к чему из Сорина (Алексей Мосолов) лепить подобие гендерфлюида?
Вопросов множество, хотя, казалось бы, вот вам «Васса…» – без особого радикализма, но возникают вопросы к режиссеру уже чисто профессионального плана. Если учитывать, что Арсений Владимирович Фогелев – режиссер-любитель, то здесь проблема иного рода, которая должна решаться на другом уровне. А то уже практически нет разницы между частным «Одним театром» и краснодарским академическим краевым. И если вы увидите в афише Толстого или Чехова, то это вовсе не означает, что вы прикоснетесь к первоисточнику. Театр давно ни к чему не прикасается, он, по своему неумению и излишней самоуверенности, чаще опрометчиво вступает и увязает.
P.S. Второй премьерный показ уже обошелся без «В лесу родилась елочка». Видимо, здравый смысл все-таки восторжествовал, и спектакль избавили от курьезного новогоднего довеска.
Вакантное место
27 лет назад театр уже ставил первый вариант «Вассы Железновой». Тогда постановка Владимира Чернядева-Рыбчевского называлась «Железновы», и делалась она на заслуженную артистку России Инну Станевич. Тот Горький был атмосферным, с интересным актерским ансамблем: заслуженным артистом РСФСР Александром Катковым, совсем молоденькой Марией Грачевой и уже ушедшим от нас Александром Катуновым. И, надо сказать, Вера Великанова (Анна) там блистала сверх меры, мне до сих пор помнится ее героиня, балансирующая на грани драмы и фарса, и ее неуемный, обжигающий темперамент.
Я хочу привести строки, когда-то посвященные той Великановой: «Появившись в Краснодарском театре драмы в замечательные времена — когда там служили такие корифеи, которым нынешние так называемые «светила» подмостков и в подметки не годятся, одна Идея Макаревич чего стоила, — Великанова тогда не только не затерялась в звездном составе, а заняла свое, особое место…» Казалось бы, ее участь, карма – быть любимицей навсегда, но обстановка в «драме» менялась, и не всегда в лучшую сторону, и положение актрисы и ее дар тоже претерпели определенные изменения. Сегодня Вера Григорьевна другая, как, впрочем, весь театр, и, к великой печали, место той Великановой, которой было свойственно какое-то актерское озорство, небывалая эмоциональность и сногсшибательная энергетика, как ни парадоксально, увы, вакантно.
Что касается роли Вассы, она просто не получилась, и это вполне объяснимо: в спектакле элементарно отсутствует режиссура. Осмелюсь предположить, координатором всего была вынуждена выступить сама «бенефициантка». В результате что мы видим? Образ без стержня, не проработан, актриса то говорит горьковским языком, то переходит на уличное «чё», то мы слышим интонации и видим пластику Ханумы. И периодически поправляет волосы, притом делая все машинально, даже в сценах, где меньше всего уместен этот жест кокетства. У женщины судьба рушится, катастрофа, а она словно с пудреницей перед зеркалом.
Понятно, что современная «Васса Железнова» подразумевала других героев, иное напряжение и характеры, но полное отсутствие ансамбля и, опять же, неумение работать с сюжетом превращают постановку в очередной КВН. Сама Великанова почему-то усердно играет комедию, скатываясь чуть ли не в водевиль.
И практически каждый актер существует в своем жанре. Лишь Алексей Сухоручко в роли Прохора, брата главы семейства, достоверен и убедителен. Его шутовство и фиглярство изящное, его безнравственность сладостная, цинизм пикантен. Этакий падший балагур. И артист свою роль провел удивительно легко и элегантно. Можно отметить и точные интонации Ивана Бессмолова, сыгравшего Семена, сына Вассы, – подкаблучника, мечтающего о наследстве и скорейшем разрыве с постылым домом, где каждый только и думает, как урвать себе кусок пожирнее.
Дом без молитв, или «Из жизни ископаемых»
Ненавистный дом изображен художником Константином Соловьевым в виде большого белого детского игрового зала с красивой люстрой, множеством стульчиков и лошадкой-качалкой. А по бокам мы видим тесные, темные комнатушки, где наследники плетут интриги. В тех «Железновых» стены были увешаны иконами – здесь же режиссер стер всякие временные признаки и пытался создать атмосферу страха, наушничанья, доносов, подслушивания. Молитвы обошли несчастный дом стороной.
Но если Соловьев хорошо умеет работать с пространством, то этого нельзя сказать о костюмах. Закрыв всех героев в черное, одежды, особенно платья дам, больше обнажают их недостатки, чем работают на образ. Васса в своем одеянии похожа на пингвина, особенно когда актриса сидит на белом шаре. В финале и вовсе звучит знаменитая «В лесу родилась елочка». Несмотря на то, что эта песенка стала в советское время практически детским гимном, написана она была еще до революции. Сей музыкальный пассаж прилетел словно «обухом по голове», так как наша генетическая память при данном пасторальном напеве рисует, воспроизводит скорее рождественские и елочно-хороводные картины. В общем-то замысел понятен, но даже при абсурде нужна логика. Семейная сага о любящей матери, о которой постановщик неустанно повествует в СМИ, не намечена даже пунктиром. Перед нами всего лишь патологически жадная, полная ненависти к окружающим, стареющая, лишенная всякого женского обаяния особа.
Фогелев-режиссер все время пытается своих героев засунуть в какое-нибудь «нестандартное» положение и непременно в «лилипутское», неудобное пространство, как, к примеру, в новой постановке «Преступление и наказание» Достоевского в «Одном театре». Сцена пустует, а актеры в позе прачки принуждены лазить в маленький неудобный шкаф. Кстати, если бы не топор, я бы так и не понял, что смотрю историю Раскольникова.
Покончив с Максимом Горьким, главреж обещает нам на главной драматической сцене Кубани вскоре показать пьесу американского драматурга Фредерика Строппеля «Из жизни ископаемых». В год Пушкина и в нынешней ситуации приобретение для театра, конечно, будет очень актуальное…
Хотя и из «Чайки» Антона Павловича Чехова театр (на планшете) умудрился сотворить цирковой аттракцион (режиссер Андрей Гончаров). Что только актеры не делают в спектакле: опять же, ходят буквой зю, сидят в нижнем белье в позе фавна, играют на всяческих инструментах, в ход идут руки-протезы, деревянные лошадки – много всего забавного. Нуждается ли великое чеховское слово в подобных приспособлениях и фарсовой карусели? Кстати, наложи на всю эту сценографическую шараду любой текст, и будет то же самое.
Однако все подается как необыкновенно новое и, более того, как переосмысление классики. Надо признать, за «Чайкой» стоит не бесталанный режиссер, только зачем, повторюсь, той же Аркадиной подбрасывать в сыновья «дитя гор» (на этом постановщик даже сделал акцент)? Треплев (Асир Шогенов) вдруг начинает разговаривать на родном, кажется, черкесском языке. Или к чему из Сорина (Алексей Мосолов) лепить подобие гендерфлюида?
Вопросов множество, хотя, казалось бы, вот вам «Васса…» – без особого радикализма, но возникают вопросы к режиссеру уже чисто профессионального плана. Если учитывать, что Арсений Владимирович Фогелев – режиссер-любитель, то здесь проблема иного рода, которая должна решаться на другом уровне. А то уже практически нет разницы между частным «Одним театром» и краснодарским академическим краевым. И если вы увидите в афише Толстого или Чехова, то это вовсе не означает, что вы прикоснетесь к первоисточнику. Театр давно ни к чему не прикасается, он, по своему неумению и излишней самоуверенности, чаще опрометчиво вступает и увязает.
P.S. Второй премьерный показ уже обошелся без «В лесу родилась елочка». Видимо, здравый смысл все-таки восторжествовал, и спектакль избавили от курьезного новогоднего довеска.